Река Урал — одна из важнейших водных артерий Евразии. Урал — третья по протяжённости река Европы, она имеет огромное значение для экологии и жизни миллионов людей в Казахстане и России. В последнее время поступает все больше и больше тревожных и опасных сигналов, свидетельствующих о катастрофическом положении Урала. По просьбе Adamdar/CA Лукпан Ахмедьяров, журналист и документалист, родившийся и живущий на берегу Урала, написал о прошлом и настоящем великой реки.
Когда мне было 4 или 5 лет, мои старшие братья привели меня к реке. В то время мы только переехали в поселок Аксуат. Рядом с Аксуатом река Урал делала крутой поворот. За сотни лет мощный речной поток прорезал русло в меловых отложениях. Поэтому Аксуат стоял над рекой. Братья привели меня на высокий яр, который возносился крутой белой стеной над речной стремниной, высотой 15-20 метров. С этой высоты я и увидел впервые Урал. Это было весной. Вспухшая от паводка река неслась под стеной яра, заворачиваясь в многочисленные водовороты, пенясь у берегов и неся на себе поваленные деревья.
Для ребенка, который никогда не видел реки, это была картина неудержимой стихии. Но впечатляла не мощь стихии, а то, что ей противостояло. Вся поверхность разлившейся на сотни метров реки морщилась от спин осетров, которые плыли против течения на нерест. Их мокрые спины и бока, украшенные костяными бляшками, вспучивали все пространство Урала от берега и до берега. Даже с высоты яра я понимал, что это очень крупные рыбы. Намного крупнее всех рыб, которых я успел повидать за всю свою жизнь до этого. И их было много. Чертовски много. Неудержимым потоком, толкаясь боками, вспенивая воду ударами своих хвостов, они плыли так, словно не было никакого мощного течения реки. Покинув родное Каспийское море, эта армия осетров плыла вверх по Уралу, чтобы отметать икру и дать начало новой жизни. Естественно, я тогда всего этого жизненного цикла не знал.
Спустя некоторое время, также будучи еще ребенком, я увидел выловленного осетра вблизи. Огромная двухметровая рыбина, беспомощно шевеля жаберными крышками, лежала на берегу реки. Мой отец и его друг только что достали рыбу из рыбацкой лодки. Она впечатлила меня не только размерами. Она вообще не была похожа на тех рыб, которых я видел до этого. Без чешуи, с каким-то абсолютно фантастическим гребнем на спине. Костяные бляшки на ее боках были как доспехи. Она выглядела как нечто неземное. Через несколько минут ее выпотрошили, достали из брюха икру, а тушу выбросили обратно в воду. Я долго стоял на берегу и смотрел на то, как течение уносит светлое брюхо, расчерченное алым разрезом. Я поверить не мог, что можно вот так просто остановить жизнь. Не знаю почему, но с тех пор не могу есть ни осетрину, ни черную икру.
Урал только во время весенних разливов поражал меня своей стихийной и непредсказуемой мощью. Каждый год ранней весной мы, аульные пацаны, бегали на высокий яр, смотреть на ледоход. Завораживающее своей ужасающей силой природное явление. Лед на реке трескался со страшным грохотом, будто снизу по нему били огромным молотом. Снег, скопившийся на поверхности льда за долгую зиму, начинал темнеть. То тут, то там на льду появлялись лужи. Треск ломающегося льда перерастал в нескончаемую канонаду. Урал сообщал о своем пробуждении громко и мощно. И вот через несколько минут лед, который еще час назад представлялся монолитным панцирем, плыл по реке, расколовшись на огромные льдины. Они наползали друг на друга. Злобно шурша краями, сталкивались и раскалывались. Вскрытие льда на реке хотя и происходило каждый год, но застать его было трудно. Лично я начало ледохода на Урале видел лишь три или четыре раза за всю свою жизнь. Зачастую лед вскрывался ночью.
После ледохода, обычно уже в конце апреля, в начале мая, наступал другой этап, когда Урал показывал свою мощь: начинался паводок. Вода в реке становилась мутно-коричневой и начинала стремительно прибывать. Река выходила из берегов и затапливала пойменный луг, отделявший поселок от леса. По тому, как пойменный луг заливало водой, я обычно уже прикидывал список своих развлечений и обязанностей. Если подтапливало только низины и опушку леса, я уже мысленно ругался на домашнюю скотину. Весной молодые бычки из сельского стада, подгоняемые гормонами, угоняли в лес коров и телок. Если скотина не возвращалась домой больше двух суток, это значило, что мне придется в резиновых сапогах топать по лужам и искать в лесу наших и соседских коров.
Если же паводок выдавался многоводным и затапливал весь пойменный луг и лес, это сулило исключительно весеннее развлечение — охота вилами на сазанов. Эти крупные рыбы предпочитали метать икру на мелководье, где вода хорошо прогревалась. Поэтому практически все аксуатские мальчишки при виде большого половодья начинали точить вилы или мастерить самодельные остроги — орудие, похожее на вилы, но с более частыми зубьями. Смастерить острогу могли не все. Большинство довольствовалось остро заточенными вилами. Точить вилы приходилось часами. После такой заточки вилы превращались в некое свое подобие, так как штыри становились в два-три раза тоньше, а их концы с помощью зубила или напильника усеивали заусенцами. Такие вилы были весьма хороши для охоты на сазанов, но становились абсолютно непригодными в повседневной работе на подворье. Ни сено, ни солому такими вилами цеплять не имело смысла. Поэтому каждую весну я и мои аульные друзья получали втык от своих отцов, которые никак не разделяли нашего восторга от пойманной рыбы. Педагогического эффекта от отцовских люлей не было. Я уже не помню, сколько вил я перепортил в своем детстве.
После весеннего паводка наступало лето. Время неги, купания и ленивой рыбалки. Но прежде всего купания. Урал был местом нашей инициации. Кто первым научится плавать. Кто первым научится переплывать Урал (а тогда ширина реки позволяла это приравнивать к подвигам). Кто первым научится плыть лежа на спине. Кто сможет задерживать дольше всех дыхание под водой. Список мальчишеских достижений можно продолжать долго. Не все они были безобидны и безопасны. К счастью, об этом не знали наши родители.
Если вы дочитали до этого места, значит пора ответить на ваш вопрос: зачем я ударился в эти воспоминания?
Сегодня мне 45 лет. В последний раз Урал выходил из берегов 27 лет назад. Последние пять лет мы переходим эту реку пешком. Буквально. Так как река обмелела настолько, что найти в ней место, где можно нырять, практически невозможно. Я уже не говорю о том, что в Урале уже давно не ловят осетров или сазанов. Их там практически нет. Единственное, что изменилось в сторону увеличения, — это тот самый яр «Белый лоб», с которого я когда-то наблюдал за миграцией осетровых. Уровень воды стал ниже, стена яра — выше. Намного.
Урал исчезает. Он стареет. Так же быстро, как когда-то стремительно постарел мой отец. Сначала заметно медленнее стала его походка. Еще через пару лет он сильно похудел. И однажды утром, во время завтрака, он не смог поднять зажатую в руке чашку с чаем. Так мы узнали, что у папы случился инсульт. И с того дня до самой смерти отец просто медленно гас лежа в постели. Это очень похоже на то, что происходит с Уралом.
Если посмотреть на карту Западно-Казахстанской области, Урал похож на человека, который разлегся, широко раскинув руки-притоки — Чаган и Деркул. В действительности эти руки давно усохли, и они последние пять-шесть лет не питают Урал водой. А если посмотреть на карту и проследить Урал по всей протяженности его русла, то можно увидеть тромбы на этой артерии — плотины водохранилищ и гидроэлектростанций в России и в Башкирии. Поэтому, когда я читаю о том, что Министерство экологии Казахстана сообщает о том, что Урал мелеет не из-за человеческого вмешательства, я четко понимаю: той широкой реки моего детства не будет никогда.
Об авторе:
Лукпан Ахмедьяров — журналист, автор газеты «Уральская неделя», режиссер документальных фильмов. Один из лучших журналистов страны. Автор ряда резонансных расследований.
Лукпан Ахмедьяров провел несколько гражданских акций в защиту прав и свобод, неоднократно подвергался провокациям, антиконституционным задержаниям и арестам. Пережил покушение. За гражданское мужество и защиту принципов независимой журналистики Лукпан Ахмедьяров удостоен международной премии Питера Маклера, присуждаемой международной правозащитной организацией «Репортеры без границ».
«Слово Лукпана»
Лукпан Ахмедьяров поделился с ADAMDAR/CA мыслями о детстве и первых шагах в журналистике, о своем городе и своей стране.
Лукпан Ахмедьяров: «Узнаем. Размышляем. Действуем»
Лукпан Ахмедьяров делится с коллегами своим пониманием миссии и принципов журналистики, размышляет о черновиках истории и цифровых следах, о работе автора в эпоху пост-правды, а также дает советы по технике и принципам безопасности.
