Слово Лукпана

30 апреля, 2020 год

Уральск, Казахстан

Лукпан Ахмедьяров — журналист, гражданский активист, главный редактор газеты «Уральская неделя», автор и со-автор документальных фильмов. Один из лучших журналистов страны, живой символ профессионализма и гражданской смелости в независимых медиа Казахстана. 

Лукпан Ахмедьяров провел несколько гражданских акций в защиту прав и свобод. Он неоднократно подвергался провокациям, антиконституционным задержаниям и арестам. Пережил покушение. За гражданское мужество и защиту принципов независимой журналистики Лукпан Ахмедьяров удостоен международной премии Питера Маклера, присуждаемой международной правозащитной организацией «Репортеры без границ».

Лукпан Ахмедьяров поделился с ADAMDAR/CA мыслями о детстве и первых шагах в журналистике, о своем городе и своей стране.

Фото: Тимур Нусимбеков

ДЕТСТВО

Я родился в самый короткий день 1975 года – 23 декабря. Я последний, пятый, ребенок своих родителей — сельского прораба и фельдшера. 

Так как я рос в большой семье, то многие ништяки советского детства и юношества прошли мимо меня. В частности, у меня не было своего велосипеда в детстве, а в юношестве — гитары, магнитофона или мопеда. Все это приобреталось старшим братьям, а мне доставалось по наследству. Поэтому, если б ты увидел, в каком виде до меня дожил асхатовский магнитофон «Романтик», то по его внешнему виду понял бы, что жизненный опыт магнитофона был богаче моего.

«Мои сестры, мама и я», 1989 год

Мы с семьей жили в поселке Новопавловка, это километров сорок от Уральска. Новопавловка – поселок, в котором компактно проживают этнические украинцы. Оттуда мои первые детские воспоминания… После Новопавловки мы переехали в поселок Аксуат. В Аксуате по соседству с нами жила русская семья — учительница и ее престарелая мать. Моя мама больше трех месяцев ходила в их дом: пожилая женщина умирала от какой-то тяжелой болезни, и мама каждый вечер делала ей уколы. Когда я впервые пришел в этот дом, я увидел, что от пола до потолка, начиная с прихожей и заканчивая залом, все пространство было заставлено книгами. Я испытал там что-то похожее на то, что чувствовала Алиса в Зазеркалье. Я стал ходить в этот дом с мамой каждый день. Пока мама облегчала муки умирающей женщины, ее дочь-учительница каждый день потихонечку учила меня чтению. В пять лет я прочитал свои первые книги.

Все пространство было заставлено книгами. Я испытал там что-то похожее на то, что чувствовала Алиса в Зазеркалье.

В нашем ауле было только два человека, которые прочитали все книги в школьной и в колхозной библиотеке. Первый из них – мой сосед Куаныш, он старше меня на три года. А второй главный читатель в нашем ауле – это я. Куаныш, кстати, первым познакомил меня с понятием «прав человека». Когда я учился в 7 классе, Куаныша за что-то исключили из комсомола. Позже выяснилось, что на уроке обществоведения он загнал учителя в тупик, заявив, что любое государство, и СССР в том числе, — это всегда аппарат насилия. 

«Мне вручают аттестат об окончании школы», 1992 год 

ПИСЬМО

Страсть к написанию текста появилась не одномоментно. Наверное, самая первая веха, связанная с процессом создания текста, была в школе, когда я написал сочинение, которое принесло мне признание в масштабах школы.

Айгуль я встретил в институте. Влюбился в нее жутко, ухаживал за ней, бегал. В какой-то момент на курсе четвертом мне показалось, что моя любовь останется безответной… Я уехал к себе в поселок, и написал ей письмо. Письмо было длинное, около пятидесяти с лишним страниц, и это, наверное, вторая моя веха в написании текстов. Я получил прекрасное вознаграждение за то письмо: я женился на этой девушке.  Поженились мы спустя 10 лет после первой встречи. Сейчас у нас две дочери – Аружан и Рания.

 

СЕЛЬСКИЙ УЧИТЕЛЬ

В 1996 году я закончил институт и устроился на свою первую работу – станцию юных туристов. Получив первую зарплату в виде двух мешков лука, я уволился. Вернулся в свой родной Аксуат и стал работать в школе учителем географии, биологии и почему-то истории. В школе проработал 4 года. За эти четыре года я потрепал директору нервы, отказываясь подписываться на областную и районную газеты. На четвертый год я сдался и оформил подписку на газету «Speed Info». Директор этому не обрадовалась, зато безумно были рады наш военрук и физрук.

Сельский учитель. 1999 год

Ушел я из школы сам. Через три месяца после ухода услышал по радио, что в Уральске открывается независимая частная газета. Я пришел по указанному адресу и тогда впервые увидел Тамару Еслямову . Она спросила, есть ли у меня опыт работы в журналистике. «Да,» – соврал я. «Отлично!» – сказала Тамара и дала мне какой-то пресс-релиз, который нужно было переделать в новость. Когда Тамара увидела, как я одним пальцем медленно набираю текст на клавиатуре, она поняла, что опыта журналиста у меня нет, но выгонять не стала. Дала мне том «Войны и мира» и посадила за комп перепечатывать его. К утру я дошел до середины тома и относительно бегло начал печатать обеими руками. Так я стал журналистом.

 

ЗАДЕРЖАНИЯ

В первый раз меня задержали в 2008-м. Это произошло из-за того, что здесь, в Уральске, аким области подал в суд на одного общественного деятеля и обвинил его в клевете, а нас, журналистов, которые писали об этом, привлекли в суд в качестве свидетелей. Я пришел в суд и сказал, что не хочу участвовать в этом балагане. Меня закрыли на пять суток, как они сказали — за неуважение к суду. 

 

 

Второй раз меня арестовали 23 декабря 2011 года. Мы с Санатом собирались отмечать мой день рождения. И тут появляется информация о том, что в Усть-Каменогорске какие-то старейшины выступили с инициативой о том, чтобы президенту Назарбаеву дать возможность избираться бесконечное количество раз, тогда еще заговорили про титул «Лидер нации». Cудя по тому, как начали активно тиражировать эту информацию в государственных СМИ, я понял, что это не просто из серии «кто-то что-то вякнул». Стало понятно, что началась целенаправленная кампания, чтобы все это узаконить. Мы несколько дней ждали, что казахстанская оппозиция отреагирует, кто-то выйдет, начнутся митинги и так далее. Но никто не вышел. Все молча за этим наблюдали. В итоге, мы с Санатом решили выйти на площадь. 

Мы сделали два плаката, и, чтобы у нас их не вырвали из рук, мы пришили плакаты к курткам. На плакате Саната было написано «Не НАНом единым жив человек», и был изображен президент посреди пшеничного поля. А у меня был президент, сфотографированный с пачкой денег на презентации тенге, и надпись: «Назарбаев — мой президент, и я ничего не могу с этим поделать». Мы вышли на площадь, там нас и повязали. Нас задержали, доставили в полицию, они хотели, чтобы нас в тот же день отвезли в спецприемник. Мы не дали этого сделать и начали сопротивляться в суде, но не физически, а юридически защищая себя. Тогда мне хорошо помог опыт в работе с местным бюро по правам человека. Правозащитник Павел Михайлович Кочетков очень многому меня научил: я, можно сказать, благодаря нему неформально закончил юрфак. Мы очень долго сопротивлялись в суде, но нас все равно закрыли на 15 суток.

Мы начали сопротивляться в суде, но не физически, а юридически защищая себя

Когда я впервые оказался в камере, самым первым, на что я обратил внимание, была страшная пластмассовая бутылка на столе — изуродованная бутылка с оплавленными и обожженными краями. Я спрашиваю у ребят-сокамерников: «Что это такое?» Сокамерники: «Это посуда наша». Оказалось, арестованным не дают посуду: ни железную, ни пластмассовую. Тем, кто отбывал наказание, с передачей отправляли минералку, заключенные выпивали воду, и, так как им не давали нож, они брали зажигалку, оплавляли и разделяли баклажку надвое. Получалась такая вот «посуда», из которой они пили. Я был в шоке.

Потом принесли так называемую «еду», я посмотрел на несъедобную баланду и отказался ее есть. Я потребовал у дежурного ручку, бумагу и начал писать жалобу. Сокамерникам это не понравилось, они говорили: «Зачем это? Нас накажут! Кипяток не дадут». А кипяток, как я понял, это одна из главных ценностей в закрытых местах. Но мне было пофиг на кипяток. Дежурный прокурор прочитал мою жалобу, выслушал меня. В этот же вечер в нашу камеру вместо баланды занесли рис с окорочками и натуральный сок, всё в нормальной посуде. Сокамерники были, мягко говоря, удивлены. Оставшееся время в заключении мы проводили с пользой: я учил сокамерников, как правильно и грамотно писать свои законные требования и жалобы. Благодаря этому у нас заменили унитаз, постельное белье и так далее. На третьи сутки нас вывели в прогулочный двор. В коридоре мимо меня проходит начальник спецприемника и говорит: «Блин, Ахмедьяров, да когда ж ты уйдешь? У меня столько проблем!». Я ему говорю: «Не я вас заставлял работать в этой системе».

Я учил сокамерников, как правильно и грамотно писать свои законные требования и жалобы

 

Лукпан Ахмедьяров и Санат Урналиев проводят акцию протеста перед офисом партии «Нур Отан», 2011 год

ОБЩЕСТВО

Ключевые события для современного казахстанского общества я воспринимаю через личную призму. Первое событие в моей жизни, которое сильно повлияло на мое мировоззрение, произошло, когда я учился на четвертом курсе. Администрация собрала всю нашу группу, чтобы сказать, что нам всем нужно вступать в партию «Отан». Тогда она еще не называлась «Нур Отан». Уже тогда это звучало не как рекомендация, совет или просьба, а как настойчивое требование. Тогда один из преподавателей встал и сказал: «Мы только-только попрощались с тоталитарным коммунизмом, и сейчас мы что, снова возвращаемся туда? Мы студентов загоняем в партию, как в КПСС что ли?» Я запомнил эту речь. Этот был исторический момент: тогда начала формироваться вертикаль власти, подчиненная интересам Назарбаева.

Ключевые события для современного казахстанского общества я воспринимаю через личную призму

Второе очень важное событие — это первые выборы в местное самоуправление. 2006 год, шли выборы в местные маслихаты, и я решил заявить свою кандидатуру. Зарегистрировался, сформировал предвыборный штаб, напечатал листовки, ходил по избирательным участкам, проводил встречи. Моим оппонентом на этих выборах был человек от «Нур Отана», и он явно проигрывал. Во-первых, он был лишен каких-либо ораторских навыков, точнее, он вообще не умел нормально говорить. Во-вторых, он уже очень долго сидел депутатом по этому округу. Наблюдатели подсчитали бюллетени, я превалировал по количеству голосов. Среди ночи мне звонят и сообщают: «Все круто, ты победил!». А на утро ЦИК озвучивает результаты, по которым якобы 80% избирателей по моему округу проголосовали за кандидата от «Нур-Отана» и 20% — за Ахмедьярова Лукпана. Я был возмущен, мы судились, я пытался инициировать пересчет голосов. Но это дело завернули. Тогда это было явной демонстрацией того, как можно вытереть ноги о народное волеизъявление. Именно тогда я на своей шкуре испытал и понял, что фальсификация выборов — это действительно очень большое и страшное преступление, преступление против общества и против государства.

Еще одним из важных событий, которые повлияли на мой взгляд на общество, на государство, на ситуацию со свободой слова в нашей стране, стало убийство журналиста Асхата Шарипжанова. Я до сих пор считаю, что это было спланированное убийство, хотя власти заявляли, что это было ДТП и его случайно сбила машина. А дальше последовали якобы самоубийство Заманбека Нуркадилова и расправа над Алтынбеком Сарсенбаевым. Тогда я осознал, что власть слетела с катушек и мы катимся в какую-то очень страшную сторону. Стало понятно: да, власть готова убивать – они считают это нормальным. Логической точкой для меня стало 19 апреля 2012 года, когда состоялось покушение уже на меня.

«За неделю до покушения. Я, Рауль Упоров и Турар Тулегенов. Едем в Джаныбекский район. На фото мы чешем репу — ехать дальше или нет, потому что впереди дождь» Апрель 2012 года

ПОКУШЕНИЕ

Я до сих пор убежден, что это было покушение, хотя полиция и прокуратура неоднократно заявляли, что на самом деле это был «всего лишь акт запугивания». Но я по-прежнему считаю, что это было покушение с намерением убить меня. 

Все происходило чертовски обыденно: это было в темное время суток, я вышел из дома, сходил в магазин, возвращался домой, в руках был фонарь. Я шел спокойно, светил себе под ноги, и заметил, что во дворе сидят два парня. Я не светил на них, а наоборот убрал от них луч света, потому что это дурной тон – светить людям в лицо. Когда я прошел мимо них, то услышал слова: «Мынау ғой» (каз. «Вот это он»). Я обернулся, услышал шарканье ног, понял, что бегут ко мне, а потом произошел первый выстрел. Я увидел вспышку от пистолета, была жуткая боль. Я схватился за голову. Тогда у меня не было страха, а только жуткое возмущение: «Как так? Вы что, охренели?» Я начал драться с этими двумя. В темноте прозвучал второй выстрел, тогда в горячке я еще ничего не почувствовал. Как оказалось позже, эта пуля попала в локоть. Один из нападающих странно дрался, он подходил ко мне, бил одной рукой и отходил: потом выяснилось, что в руке у него был нож, который я не заметил в темноте, и он бил меня этим самым ножом. В драке, кувыркаясь, мы докатились до детской площадки перед подъездом, там было освещение. Как только мы выкатились в освещенную часть, они вскочили: один сразу убежал, а второй пытался убежать, но я его свалил, и мы опять начали драться, потом он снова вскочил и скрылся. Я побежал в сторону подъезда.

Я по-прежнему считаю, что это было покушение с намерением убить меня

Когда оказался внутри, первое, что увидел, это парень с девушкой, которые стояли там и целовались. Девочка, увидев меня, начала жутко кричать, очень-очень громко. Я был весь в крови. От ее крика у меня начало закладывать уши. Я схватился за голову, чтобы прикрыть уши, и тогда только понял, что у меня отовсюду течет кровь. И вот только тогда от вида собственной крови я по-настоящему и жутко испугался. У меня ослабели ноги, я вышел перед подъездом, и там упал. Выбежали соседи, переложили меня на скамейку, оказали первую помощь, вызвали скорую. 

 

ОТКАТ

После покушения восстановился я удивительно быстро. Даже врач сказал, что на мне все заживает как на собаке. Буквально через 21 день меня уже выписали. 

«Первое фото после покушения. Веймар, Германия». 
Август 2012 года

После покушения, когда я все еще восстанавливался и лежал в больнице, мне позвонили и попросили дать интервью. У меня спрашивали о том, кто заказчик покушения. Я сказал, что понятия не имею, кто заказчик, но, скорее всего, те, кому я встал поперек горла — те, про кого я писал: в то время я уже очень активно начал освещать тему госзакупок, коррупции, выборов. Кому-то во власти это не понравилось, поэтому было принято такое решение насчет меня… И я до сих пор не знаю, кто именно из власти отдал эту команду. Но я еще тогда предположил, что исполнение отдали на аутсорсинг кому-то, кто, скорее всего, вообще не в теме моей деятельности. Им просто дали деньги за все это. Я тогда пошутил, что, зная наш Казахстан, где все построено на откатах, я не удивлюсь, что тема коррупции всплывёт даже в отношениях между организатором и исполнителями покушения.

Позже, когда нашли исполнителей, состоялась очная ставка. Я спросил у них, сколько им обещали заплатить. Они ответили, 10 тысяч долларов. Тогда я задал следующий вопрос: «А сколько вы в итоге получили?». Они говорят: «На руки мы получили 100 тысяч тенге». Потом, через некоторое время был задержан организатор покушения, его судили отдельно. На суде он отказался называть имя заказчика, и до сих пор так и не назвал его. Но он проговорился, что изначально речь шла о 50 тысячах долларов. Так выяснилось, что они даже покушение на убийство не могут обстряпать без откатов и коррупции.

«На фото начальник ДВД ЗКО Махамбет Абисатов, которому я выговариваю по поводу того, что полиция задержала по подозрению в покушении на меня двух невиновных аульных пацанов». Январь 2013 года

КАЗАХСТАН

То, что происходит в Казахстане последние годы в части свободы слова и прав человека, на мой взгляд – это планомерное закручивание гаек. Становится все хуже и хуже. Раньше, лет 10 тому назад, когда ко мне подходил полицейский, или когда меня задерживали, я мог защититься силой закона, я мог спросить у представителя власти: «На основании чего вы меня задерживаете? Какой закон я нарушил?» Эти вопросы тогда ставили их в тупик, иногда это даже останавливало их. Сейчас их ничто не останавливает, они не заморачиваются по поводу закона и не дают возможности озвучивать свои вопросы. Они тупо задерживают тебя, нарушая самые базовые права и законы. Система, вся эта армия полицейских готова исполнять вот такие приказы, не оглядываясь на твои права или на Конституцию. С прошлого года грубо хватают и задерживают не только журналистов или активистов, но и обычных подростков, женщин, прохожих. Власти перестали соблюдать даже минимальное уважение к правам и закону. Они вообще теперь не парятся на этот счет. Просто нужно удержать власть, и они озабочены только этим.

В самом начале, когда я только начал заниматься журналистикой, мне нравилось и отчасти льстило, что люди с моими текстами считаются и какие-то там чиновники на меня оглядываются. Это был такой юношеский кайф. Сейчас такого чувства уже нет. Всякий раз, когда меня вызывают в суд, или когда устраивают новую провокацию против меня, или когда меня сажали на 15 суток, в такие моменты у меня, конечно, проскальзывала мысль: «Блин, к черту все это… надо уехать куда-нибудь в Европу, или, не знаю, в Штаты перебраться и там спокойно жить». А потом, когда все устаканивается, снова возвращаешься в привычный контекст своей работы и в этот момент думаешь: «Черт возьми, да, я могу уехать, но ведь хочется здесь что-то поменять. В Европе и Америке и без меня несколько поколений американцев и европейцев уже изменили что-то к лучшему, а здесь, в Казахстане, столько работы, поля непаханые!». Поэтому Уральск для меня не просто родной город. Это город, в котором я чувствую, что я могу что-то создать, что-то изменить. Со временем пришло понимание того, что с помощью своей работы, с помощью текстов и публикаций я могу на что-то влиять, что-то менять в этом городе, в этом обществе, в этой стране.

Черт возьми, да, я могу уехать, но ведь хочется здесь что-то поменять

Уральск, январь 2020 года
Фото: Тимур Нусимбеков

По просьбе Adamdar/CA Лукпан Ахмедьяров записал для читателей и зрителей сайта видео, посвященное работе независимых журналистов. Видео может быть полезным для документалистов, гражданских активистов, независимых журналистов и сторителлеров (ссылка).

 


 

Опубликовано: 30 апреля, 2020 год