Человек из Бухары

Шавкат Болтаев — фотограф-документалист и художник из Узбекистана, основатель легендарной бухарской школы фотографии, коренной бухарец и один из главных экспертов по истории и настоящему этого древнего города. В середине 1980-х он основал первую фотогалерею в Бухаре, которая по сей день остается центром притяжения для местных жителей и многочисленных туристов, приезжающих в Благородную Бухару со всего мира. 

БУХАРА

Я — Шавкат Болтаев. Родился 20 января 1957 года. Родился в Бухаре, живу в Бухаре, творю в Бухаре.

Мои предки с отцовской стороны приехали сюда 300-400 лет назад из Ирана. А со стороны матери таджикские предки, во мне есть и афганская кровь. Мы живем в Узбекистане, выросли в Узбекистане. Наша семья считается коренными бухарцами.

У моего отца было десять детей, у старшего брата — двенадцать. У меня самого шестеро детей и десять внуков. Наш род Болтаевых насчитывает, я думаю, тысячу человек в Бухаре. Иногда, когда мы делаем свадьбу, даже боимся всех позвать: уж очень нас много.

Дома и на улице мы разговариваем на таджикском языке, в школе учились на узбекском и хорошо его знаем, русский язык тоже хорошо знаем. И в Бухаре, и в Самарканде все наши люди как правило спокойно говорят на трех языках. Сейчас дети учат английский, французский, итальянский, испанский, немецкий. Еще у нас иврит очень хорошо преподается.

Бухара находится в удивительном месте. Справа — тюркоязычные Ташкент, Андижан, Фергана. Дальше — Китай, уйгуры. А слева — Туркменистан, 700-750 километров — и уже Иран, дальше попадаете в Афганистан. Бухарцы испокон веков осваивали основные языки, чтобы было легче общаться с соседями со всех сторон. Когда-то люди в Бухаре владели и арабским языком, потому что Бухара была городом просвещения и культуры. Бухарские медресе притягивали весь Восток.

В Бухаре несколько лет жил Хайям. Недалеко от Бухары, в кишлаке Афшона, родился великий Ибн Сина.

Мне кажется, лучше дружить и ездить друг к другу. Амбиции надо оставить в стороне: это ничего не даст кроме конфликтов и недопониманий. Надо жить сегодняшним днем.

Отец и все мои деды были медниками, потом перешли на кузнечество. Я думаю, папа разговаривал с металлом. Он всегда говорил, что в любой отрасли человек должен быть на высоте, и тогда — живи хоть в пятидесяти километрах от Бухары, люди сами к тебе придут. Помимо кузнечества, мой отец очень хорошо пел, очень хорошо понимал макомы*. 

* Маком (макам, мугам, мукам) — обобщенное название разных восточных музыкальных традиций. Шашмаком (в переводе с персидского — «шесть макомов») — традиционный маком для Узбекистана и Таджикистана. Классическим шашмакомом считается Бухарский шашмаком. В 2003 году шашмаком был признан ЮНЕСКО объектом всемирного культурного наследия человечества.

КИНО

При Советском Союзе был «Железный занавес». Поэтому я уже с шестого класса начал выбирать себе профессию, с которой смог бы выезжать за рубеж. Я так посмотрел: дипломатом стать не получится. Но меня очень интересовало все, что связано с творчеством: кино, музыка, книги. Перебирал все это и остановился на кино. 

В Бухаре всегда снимали очень много фильмов. После школы я любил ходить на съемочные площадки — они тогда были просто огромные! Я сидел там голодный, наблюдал, учился, и меня затянуло. Я уже тогда решил, что обязательно свяжу свою жизнь с творчеством.

Когда мне было 12-13 лет, один мой друг по музыкальной школе показывал мне фотокарточки, которые он сделал на свою «Смену»*. Он научил меня пользоваться фотоаппаратом, и мы стали вдвоем снимать, проявлять.

* «Смена» — наименование серии советских фотоаппаратов, производившихся в разные годы в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург, Россия) и в Минске (Беларусь). Благодаря простоте устройства и доступной цене «Смена» была одной из самых популярных фотокамер в СССР.

Однажды я пришел к отцу и попросил купить мне фотоаппарат. Фотоаппарат стоил 15 рублей, а в тот момент для бюджета семьи это была серьезная сумма. Отец говорит: «Нет, я обещал тебе купить велосипед». Велосипед был дороже – 50 рублей, но он мне его купил. Хороший был велик, «Орленок». Где-то через месяц мне надоело кататься, и я предложил папе продать его, но он был против.

В общем, я, не слушая папу, взял этот велик и пошел на базар. На базаре ко мне подошел какой-то бугай и говорит: «Сколько?» 

— Ну, 40 рублей, — говорю.

— Вот тебе 10 рублей, — берет мой велосипед и уходит.

Я за ним шел километра два, плакал, просил отдать мне велосипед. А он, бугай и амбал, пригрозил мне, и я испугался. Я с этими 10 рублями пришел домой, рассказал маме. Мама дала мне недостающие 5 рублей, и я бегом — покупать фотоаппарат. Мы с мамой и сестренками договорились, что скажем папе, будто фотоаппарат стоил 45 рублей. А это была Смена 8М, маленькая такая, легкая пластмасска. А за 50 рублей в те времена можно было «Зенит» купить.

В общем, мы как-то уладили это дело, и мама как-то объяснила все папе.

Но я был так рад: я бы еще один велик бугаю отдал, лишь бы иметь этот фотоаппарат.

ШКОЛА

Возле нашего дома две школы. Я был хулиганистый, непослушный, и папа сказал маме: в эти школы мы его не отведем, отведем в ту, что подальше, чтобы нам не жаловались педагоги. Но у них ничего не получилось. Моя классная руководительница оказалась соседкой, так что она все равно заходила.

В школе было все хорошо, я отлично учился. В обиду себя не давал, если кто тронет, я отвечал очень сильно.

Школа была не элитная, обычная восьмилетка, но педагоги были высокообразованными людьми, некоторые из них еще и войну прошли. Они не давали нам расслабиться ни на минуту во всех отношениях: и в хулиганстве, и в учебе. Я даже считаю, что наши троечники были лучше любого отличника. 

Чтобы я после школы не шатался с разными детьми и не хулиганил, папа сразу отдал меня в музыкальную школу, где я учился на гиджаке*.

* Гиджак — струнный смычковый музыкальный инструмент, традиционный для разных стран Центральной Азии

Учился хорошо: думал, музыка и в кино понадобится. После школы я пошел в музыкальное училище. Еще ходил на рисование и резьбу. Профессии, касающиеся искусства, я изучал только из-за того, что решил, что пойду в кино. А у отца были другие планы, они у нас не совпали. 

Отец хотел, чтобы я, как младший сын, остался с родителями. Он переживал, что если оставит наш старинный дом моим братьям, они его не сохранят. Он думал, что я, как человек, занимающийся искусством, должен такие вещи понимать. 

В общем, отец сказал: «Занимайся чем хочешь, но здесь». 

Я начал преподавать детям в музыкальной школе. Заочно поступил на исторический, чтобы потом обратно уйти в кино. Женился, а голова все смотрела в сторону Москвы. Я хотел уехать в Москву, поступить во ВГИК, даже тайком от папы вел переписку с приемной комиссией. А папа следил, как бы я не убежал. Он говорил: «Пожалуйста, убегай, но тогда я не благословлю тебя». 

Конечно, даже если бы я убежал, он бы так не сделал. Но я все-таки испугался. Я думал, что я его обижу.

Видимо, когда человек любит свои стремления, он обязательно станет заниматься любимым делом. И Бог все-таки меня наградил на этом пути. 

Параллельно с работой в музыкальной школе я открыл в Бухаре свою фотостудию. Это был 1985-й. В те времена, если у вас была любительская фото-киностудия, государство поставляло камеры, пленки. Мы начали снимать 5-10-минутные короткометражки, отправляли на фестивали в Москву, в Ленинград. Так у меня началась насыщенная творческая работа. Я отказался от музыкальной школы и решил, что буду полностью заниматься студией.

Со временем появилась маленькая фотогалерея, мы стали продавать наши снимки, а их за 30 лет накопилось очень много.

К нам отправляли все съемочные группы, потому что знали, что фотографы много чего знают, много снимают, и знают город как никто другой. 

ВЫСОЦКИЙ

Несколько лет назад, здесь, в Бухаре, мы беседовали с сыном Высоцкого Никитой о его отце, я рассказал ему то, что знаю, и то, что слышал о пребывании его отца в Бухаре. 

По музыкальному училищу у меня был друг Маркиэль, бухарский еврей, он мне рассказывал вот такой случай… Это был 1979 год, все с нетерпением ждали концерт Высоцкого: везде плакаты, афиши, разговоры.
Маркиэль  утром, часов в 8, ждет жену у базара, она должна была купить что-то на обед, и вдруг к нему подходит Высоцкий.  

— Здравствуйте.
— Здравствуйте. Ой, Владимир Семенович?!
— Да, это действительно я. У меня к вам одна просьба: я хочу плов покушать. 

Но тогда у нас не было нигде такого, чтобы рано утром кто-то готовил плов.  

— Вы, — говорит, — во всем городе сейчас не найдете.
— Как будем решать? 

И Маркиэль  говорит: 
— Есть возможность.  Если 10 минут здесь постоите, я жену довезу до ее работы, приеду обратно, и вас на мотоцикле отвезу к себе домой, это недалеко, 100 метров отсюда. А дома я приготовлю вам плов, и через час вы будете плов кушать, пойдет? 
— Пойдет! 

Из дома Маркиэль сразу друзьям стал звонить: «Бегом сюда, у меня Высоцкий дома!»

Они приготовили очень хороший плов. Высоцкий с ними поел, пообщался, они ему гитару принесли, чаем напоили. Вот такая встреча была. И в конце они общую фотографию сделали. 

ЭНЕРГИЯ

В начале 2000-х меня стали приглашать за рубеж, я побывал в более чем 40 странах мира: был в Соединенных Штатах, в Англии, во Франции, в Италии, в Германии, в Иране… Эти страны очень мощные, хорошие, красивые. Там я встречал выходцев из Бухары. Многие из них в достатке, очень продвинутые, но конечно же очень скучают по нашей Бухаре. 

Здесь особенная энергетика. Что-то похожее я почувствовал в Санкт-Петербурге и в Иране. В Иране я как будто продолжал быть в Бухаре. А когда вспоминаю о Санкт-Петербурге, у меня на душе становится хорошо. Еще я кусочек Казахстана посмотрел, и мне там тоже очень понравилось.

Если человек любит профессию, а не просто говорит, что любит — тогда все получится

Иногда я думаю, мой отец был прав. Я бы в Москве не смог остаться. Видимо, отец меня благословил, мне повезло. Я поработал со многими кинорежиссерами, снялся в нескольких эпизодических сценах, один раз даже себя играл, фотографа. Один раз с Голливудом работал, фильм был об Омаре Хайяме. Режиссер был иранец, поэтому языкового барьера у нас не было. 

Если человек любит профессию, а не просто говорит, что любит — тогда все получится, где бы он ни находился.

ПРОЕКТЫ

У меня есть два проекта, которые я снимаю более 20 лет. Когда ты снимаешь проект, ты глубоко исследуешь тему, вникаешь в разные нюансы.

Один из моих проектов — это «Жизнь бухарских евреев», другое его название — «XXI век. Бухара без бухарских евреев». Большинство бухарских евреев уехало в разные страны мира: в Израиль, Европу, в Нью-Йорк. В 1970-е годы в Бухаре проживало около 20 тысяч евреев. Когда я начал свой проект, это был 1998-ой год, их было около четырех тысяч.

Я начал снимать, чтобы показать, что у евреев все хорошо, даже квартал находится в самом центре, синагога. Мы с ними дружили, мы с ними учились. Но, видимо, где человеку хорошо, туда он и едет. Там хорошо платят, хорошая работа, стабильность. Они особенно после 1991 года испугались: думали, что здесь будет исламизация, и поэтому стали уезжать. Сейчас, я думаю, евреев в Бухаре где-то человек сто осталось, очень мало.

На одной свадьбе я увидел цыган и подумал, почему бы их тоже не снимать. В Бухаре их джуги называют. А по Узбекистану их люли называют. Им я тоже несколько лет посвятил.

 

 

БУХАРСКАЯ ФОТОШКОЛА

Люблю Узбекистан. Кыргызстан и Таджикистан я тоже очень люблю. Они для нас как братья, мы же вместе росли, вместе проходили через трудности. Кыргызстан мне понравился, не зря его называют «Островом свободы». Мне нравится, что там проводится много мероприятий по культуре. Там бизнес спонсирует и поддерживает художников. Меня это поразило, это очень хорошо! Этого пока нам не хватает. Но, конечно же, надеемся на лучшее. Был в Грузии — то же самое: людям дается очень много возможностей. 

Я счастливый человек в Узбекистане, потому что я единственный фотограф, который имеет свою галерею. Создал нашу бухарскую фотошколу. 

Мы здесь каждую дверь, каждый кирпич знаем

У меня ученики из разных стран. Видимо, то, что я хотел, я сделал. В Ташкенте бухарских фотографов очень уважают. Мне кажется, что у ташкентских фотографов стиль европейский. А мы пошли осваивать кишлаки, юрты, горные районы, хотели показать быт, национальный дух. Это не от национализма, не от шовинизма, а просто от того, что, раз мы здесь живем, лучше нас не знает никто нашу землю и наших людей. Мы здесь каждую дверь, каждый кирпич знаем. И нам надо это показать всему миру. 

БУХАРЧИКИ

У нас за Бухарой есть кладбище немцев, японцев и поляков, которые были здесь пленниками в военные годы.

Однажды в 2009 году ко мне в галерею заходят две женщины и двое мужчин преклонного возраста. Поздоровались, хорошо говорят на русском. Они мне рассказывают, что во время войны, в 1942 году, сюда привозили поляков. Взрослых мужчин — в Навои, это 100 километров от Бухары, а женщин и детей — сюда. Они жили здесь до 1946 года. Мои гости показали мне фотографию одной русской женщины-врача, которая спасла очень много польских детей.

Эти дети, что жили здесь в те годы, до сих пор называют себя бухарчиками. Они без ума от Бухары, вспоминают, что выжили здесь благодаря тому, что люди помогали последним куском хлеба. Поэтому теперь они едут сюда как будто в Мекку. Приезжают с детьми, внуками и ко мне заходят.

Меня это заинтересовало, я даже сделал проект об этом. Он называется «Бухарчики».

ПРОЦЕСС

Я перешел на «цифру» в 2008 году, друзья уговаривали, и я купил цифровой белый Кэнон. Кому как, но для меня переход с пленки проходил болезненно. Я завидую тем, кто никогда не работал на пленке. Пленка чувствует, пленка дышит. Мне кажется, я до сих пор до конца не перешел на цифру. Если будет хороший проект, я его сниму на пленку. Сын тоже на черно-белую пленку снимает.

Я не сильный технарь. Когда мастер-классы даю, я говорю: не спрашивайте меня насчет техники. Я даже многие функции просто не использую. Для меня главное — процесс, сама ситуация, сам кадр.

Мой любимый жанр искусства — это фото-документалистика.

В первую очередь, фотограф-документалист должен быть начитан. Его действительно должна интересовать тема. Сейчас фотоаппарат легко доступен, фотографы один-два кадра делают и всё — считают, что они все знают.

Когда у меня уже был свой фотоаппарат, я пошел на кружок к бухарскому фотографу, но он меня не взял: не было мест. Не взял — хорошо, я начал покупать книги, учиться самостоятельно. Когда я открыл свою фото-киностудию, я начал ходить на фестивали, выставки. Мы многому там научились.

Из фотографов я очень люблю Анри Картье Брессона, Себастьяна Сальгадо, Роберта Капа, Бруно Барби, Аббас мне очень нравятся. Я встречался с Пинхасовым в Самарканде. У меня в гостях был Козырев. 5-6 дней был, снимал. 

Когда в Соединенных Штатах произошло 11 сентября, я был там, в Нью-Джерси. Некоторые там мне говорили: «Туда иди, снимай, это же бабки!». Я все это видел, но не снимал. Чужое горе не смог снимать, рука не поднялась абсолютно. 

Центральная Азия — это букет. Разные лица, разные цвета. И Бухара тоже как букет: разное население, тоже как в букете —есть красные, желтые и другие цвета. У нас живут туркмены, таджики, узбеки, казахи, кыргызы, русские, иранцы, афганцы, чеченцы, арабы — около ста народностей!

Несколько лет назад я начал рисовать. Акрилом рисую. Оказывается, когда ты рисуешь, к тебе такие эмоции приходят, вся судьба картины в твоих руках. Я пока ищу себя, пробую всякие жанры, но очень хочу, чтобы все было по-детски. 

За помощь в подготовке материала Adamdar/CA благодарит Умиду Ахмедову.