В начале ноября, благодаря путешественникам и экологическим активистам, широкая общественность в Казахстане узнала об угрозе возведения отеля в урочище Бозжыра в Мангыстау. Экологические активисты и эксперты заявляют о многочисленных нарушениях в попытках застройки Бозжыры и о потенциальном невосполнимом ущербе для местной экологии и местности.
Ряд казахстанских и зарубежных экспертов высказались о туристических, экономических, природных и экологических рисках для уникального урочища. По просьбе Adamdar/CA Зира Наурзбаева рассказала о культурной уникальности и сакральной природе местности Бозжыра.
Зира Наурзбаева — культуролог, писатель, одна из ключевых исследователей казахской мифологии, кандидат философских наук, автор книг «Вечное небо казахов», «Четыре облака» и других.
Удивительно, но в сборнике по топонимике Мангыстау мифолога, историка и лингвиста Серикбола Кондыбая (1968 − 2004), содержащем сотни названий, Бозжыра отсутствует. Серикбол, географ по первой профессии, уже в 1991 году написал дипломную работу «Эстетика ландшафтов Мангыстау: перспективы развития туризма», у него есть еще несколько исследований о родном крае, однако Бозжыра не привлекла его внимания. Я расспросила нескольких знатоков Мангыстау, они тоже не смогли рассказать ничего примечательного об этом урочище, кроме того, что здесь когда-то было много «аран» − ловушек для загонной охоты.
Отсутствие Бозжыра в поле внимания мангыстауских казахов сначала обескуражило меня, а потом заставило задуматься. Само название Бозжыра делает акцент не на чинках (обрывистых краях плато Устюрт) и не на останцевых горах причудливых форм. «Жыра» − «рытвина, промоина, овраг», слово отражает геологические процессы, в результате которых образовалась эта долина. «Боз» − «светло-серый, белесый, сивый», также слово имеет значения «ковыль», «солончак». В определении «боз» есть оттенок «сумеречный, промежуточный между двумя состояниями» − «бозбала» − «подросток, неженатый юнец», «бозалаң» − «сероватый, бледный, тусклый» (например, предрассветный). Бозжыра — название долины, каньона между чинками и останцами, промежутка между ними.
Почему акцент сделан на долину? Может быть, потому, что причудливые по форме останцы были непригодны для выпаса скота или для кочевья? Или здесь какой-то эстетический принцип, отличающийся от современного? Размышляя об этом, вспомнила, как С. Кондыбай интерпретирует одну из исторических легенд о возвращении казахов на Мангыстау в 18 веке:
«Казахи, двигаясь по Устюрту, подъехали к спуску Каратюйе, Ман-ата. Стоя на краю плато, они смотрели на раскинувшуюся внизу низменность. Вдалеке над пыльным маревом возвышались отроги горы Отпан. Один из батыров, глядя на далекую гору, сказал спутнику: „Сойди с коня и подай мне две пригоршни земли“. Товарищ выполнил эту просьбу. Батыр подбросил вверх землю, скинул с плеч черный чапан и приказал спутникам скакать вниз. Они спустились на равнину по дороге у Ман-ата. Позже один из воинов спросил у батыра о смысле его действий. Тот объяснил: „Я заметил туркменских караульных на вершине горы Отпан. Наверное, они тоже заметили нас. Поэтому, чтобы неясное видение вдали они приняли за взлетевшую птицу каракус, я и подбросил две горсти пыли и сбросил черный чапан“».
Серикбол отмечает, что рассказ далек от реалистичности, между Ман-ата и караульной горой Отпан около 100 км. Но анализируя схожий сюжет эпоса «Едиге», он пришел к выводу: «В легенде о прибытии казахов на Мангыстау можно видеть мифологический мотив „путешествия в нижний мир“, потому что одна из функций қарақұс („черной птицы“) − охрана потустороннего мира». Для казахов Мангыстау предстал «магическим миром», прибытие адаев на Мангыстау (спуск с плато на равнину) идентифицировалось с «путешествием в потусторонний мир». Этот потусторонний, нижний мир — мир умерших предков.
Название плато Устюрт включает корень «үст» − «верх, поверхность, лицевая сторона», казахи также называли его «қыр» − «взгорье, возвышенная местность, ребро, грань». Спуски с Устюрта на равнину называют «құлама» от глагола «құлау» − «падать, низвергаться». «Жығылған» − «упавший, рухнувший» − название не только мыса Каспийского моря, есть здесь и долина с таким названием. Один из частых компонентов местных топонимов «ой» − «низменность, впадина, ложбина», связанный с глаголом «ою» − «вырезать». Местные жители часто называют свой край «түбек» − «полуостров», при этом корень слова «түбек» − «түп» означает «дно, корень, основа, первопричина и т.д.». С одной стороны, все эти названия отражают географические особенности, с другой — подчеркивают мифологический образ Мангыстау как нижнего мира. Это постоянное противопоставление верха и низа, летних кочевий Устюрт и зимовья Мангыстау.
Бозжыра на границе между плато и низменностью — один из фрагментов мангыстауской мозаики. Сейчас мы обращаем внимание на останцевые горы, а наши предки — на долину. Эта разница точки зрения — снизу и сверху — обусловлена тем, что сейчас мы подъезжаем к Бозжыра из впадины, а наши предки впервые увидели урочище сверху, с плато? Или за этой разницей кроется нечто большее? Ситуация напоминает рисунок, на котором видишь то девушку в меховой шапочке, то старуху в капоре. Или казахские орнаменты, в которых узор и фон идентичны, равноценны, проникают друг в друга.
Еще одно важное для мангыстауцев понятие — «шыңырау». В казахском языке «шыңырау» − древнее амбивалентное слово, одновременно означающее небесный свод и земную бездну, а еще «шыңырау» − другое название птицы Самрук или Алып Каракус, летающей между тремя мирами: небесным, земным, подземным. На Мангыстау так называют глубокие, 60-90 метров — а иногда и глубже — колодцы, без которых была бы невозможна жизнь в этих краях (у Абиша Кекильбаева есть одноименная повесть, посвященная одному из великих колодцекопателей, погибшему во время работы). Выстроенная по вертикали мифологическая модель региона отражается в этом понятии.
Мангыстау называют землей 362 святых. Многие из святых, согласно легендам, были учениками Ходжа Ахмеда Яссави, которые отправились из Туркестана на запад по поручению учителя проповедовать ислам. Другое объяснение — религиозные люди в конце жизни отправлялись в паломничество в Мекку, желая быть похороненными там, но умирали на самом юго-западе казахских земель, во время трудных переходов через пустынные земли, когда их путь упирался в море. С точки зрения мифологии, запад, море — это опять же потусторонний мир, мир умерших предков. С учетом культа предков у казахов — это сакральная земля.
Ученого Серикбола Кондыбая сразу после его смерти стали называть 363-им святым Мангыстау. В книге «Мангыстаунама» он пишет о том, как менялся образ полуострова в разные периоды истории и как в 1960-70-е сюда приехали специалисты из всех уголков СССР добывать полезные ископаемые, строить АЭС. Для приезжих это было «неосвоенный, дикий край, полный романтики и экзотики». Никакого интереса к истории и культуре коренных жителей у них не было. «Мангыстау был назван „краем тысячи дорог“; трассы, пересекавшие степное пространство во всех направлениях, стали для них символом обновления и прогресса. Но, конечно, они не заметили, что вместе с почвой и травой, которую придавили колеса их автомобилей, вместе с пылью, летевшей из-под колес, по ветру они развеяли истинную природу и (пусть и обветшавшую) историю этого края».
Этот образ очень точен. Я не была на Бозжыра, но на Шеркала и других останцевых горах заметила, что горная порода, из которых они сложены, осыпается даже под кроссовками при моем небольшом весе. Она гораздо более рыхлая, чем, например, на Чарыне, хотя и мангыстауские останцы, и Чарын — дно океана Тетис. Поэтому нужно не только быть очень осторожным со строительством в этих местах, но и каким-то образом ограничивать поездки на автотранспорте и даже количество туристов, желающих взобраться на особо причудливые останцы. Коренные жители, сохранившие душевную связь с родной землей, всерьез обеспокоены не только эрозией почвы, но и угрозой осквернения духовных и природных памятников полуострова.
Другие материалы на тему:
«Спасая Бозжыру» — интервью с Ажар Джандосовой